Книги |
Кьеркегор
РАСПЯТИЕ РАЗУМАДело не только в том, что «если бы мы могли создать систему бытия, то тем самым мы объяснили бы жизнь и вера стала бы излишней» (59, 50), но и в том, что на каждом шагу своей жизни верующий наталкивается на колючую проволоку разума, уязвляющую его верования. Вот почему Кьеркегор был убежден, и не без оснований, в губительности для религии внедрения в нее разума, разъедающего ее изнутри. Рационализованное христианство влечет за собой спекулятивную деформацию всех религиозных догматов. По словам тюбингенского теолога Анца, Гегель рассуждает как мыслящий, а «не как верующий, не полагается на веру... а интерпретирует религиозные представления, понимаемые в идеалистическом смысле, в их онтологической структуре» (29, 51). А понимаемая таким образом религия — не подлинная религия, религия откровения, а секуляризированная, обмирщенная псевдорелигия. Известный датский исследователь Кьеркегора Э. Гейсмар совершенно точно формулирует отношение Кьеркегора к Гегелю, говоря, что для Кьеркегора Гегель — злейший враг христианства, так как, «по видимости защищая христианство всеми средствами мышления, он в действительности его предает» (45, 251). «...Гегелевская философия... стоит на перепутье: она должна либо безоговорочно порвать с христианством, либо отказаться от обозначения «христианская философия». А между тем гегелевская философия не делает ни того, ни другого...» (6, 33, 137). Крайности сходятся: суждение Кьеркегора об отношении гегельянства к христианству перекликается со взглядами левогегельянцев, убежденных в том, что учение Гегеля таит в себе атеизм. Не случайно такой воинствующий атеист, как Фейербах, был в этом убежден уже до своего разрыва с идеализмом и если утверждение переводчика, комментатора и приверженца Кьеркегора Шремпфа: «Гегель ведет прямо к Фейербаху» (цит. по: 96, 128) и тем более утверждение Анца: «Критика Кьеркегором Гегеля оправдала себя. Гегель не христианский философ» (29, 55) являются односторонними преувеличениями, они все же заключают в себе долю потенциальной истины. Нельзя забывать, что для Гегеля религия — низшая, преходящая ступень развития духа по сравнению с философией, что понятия философии «снимают» в высшем синтезе образы искусства и представления религии. Для него верить на дофилософском и антифилософском уровне «означает не что иное, как не быть в состоянии продвинуться к определенному представлению, не желать входить в дальнейшее рассмотрение содержания. Что отдельные люди и сословия, не обладающие культурой ума, удовлетворяются неопределенными представлениями, — это вполне понятно. Но если развитый ум и интерес к размышляющему рассмотрению того, что признается обладающим более высоким и даже высшим интересом, готовы удовлетвориться неопределенными представлениями, то трудно бывает решить, серьезно ли в действительности относится дух к этому содержанию» (16, 3, 363).. При всем неизмеримом превосходстве «культуры ума» Гегеля, в данном вопросе — о гармонии или дисгармонии («гетерогенности») веры и разума, религии и науки — прав был здесь не Гегель, а Кьеркегор. Рациональная, интеллектуальная, разумная религия есть contradictio in adjecto, самообман философа. Другое дело, какой отсюда следует сделать вывод. Но выбор — «либо — либо» — абсолютно неизбежен. Серен Кьеркегор — едва ли не наиболее яркий представитель фидеизма в европейской философии первой половины XIX века. Вся его философия — апология фидеизма, притом не оборона его, а агрессивный поход против антифидеизма. Для Кьеркегора, как уже отмечалось, вера требует от человека отказа от разума. Она «начинается именно там, где кончается разум» (6, 4, 56). Разум должен очистить место для веры. Вера ведь либо предрассудок («Лучшим доказательством бессмертия души или бытия божьего и т. д. является, собственно говоря, соответствующее впечатление, приобретаемое об этом в детстве, иными словами, доказательство это, по контрасту с многочисленными учеными и красноречивыми доказательствами, можно сформулировать так: это совершенно достоверно, |